"Но и любовь - гармония..."
В древнерусской "Глубинной книге" переданы представления
наших далеких предков об отношении человека и вселенной, о
сотворении мира из тела человека. Мир этот еще един - он и
относится ко времени единства древних славян, праславян. В
их воображении, как, впрочем, и других народов земли, возникало
мировое древо. У праславян рядом были береза и сосна, рябина
и яблоня, ближе к вершине - сокол и соловей, солнце и луна,
а у ствола - пчелы, и женщина, и всадники. И обозначены небо
и земля, и четыре ветра летят с четырех сторон света, и соседствуют
доля и недоля, и, конечно, три царства - тройная вертикальная
структура мира.
Древние язычники искали гармонию, строили ее так. Всё было
рядом, всё важно.
Художник Владислав Бороздин, выстраивая свой сюжет музыкальной
светописи, в чем-то близок к этой языческой гармонии, в том
числе и к триаде. Он пытается соединить разорванные связи:
вижу - слышу - чувствую - понимаю...
Какой звук ловим мы младенческим слухом - еще до слова, пока
гармония мира не нарушена скрежетом тяжкого железа цивилизации?
Плеск воды. Шелест листвы. Тихий шепот дождя. Птичий щебет.
Колыбельную песню. Это - гармония.
У Владислава Бороздина огромная тяга к гармонии. В его фоторомане
есть даль и простор, есть пристальный взгляд и подробности
жизни, есть оклик, который так часто мы не слышим за суетой
городской торопливой жизни - оклик пространства, где мы все
пребываем - земли, воды, неба. И это умиротворяет душу. Исподволь
возникает простой звук свирели, мягкий женский голос: "Во
поле береза стояла...".
Но художник живет в разных пространствах, плоскости их то
совмещаются, то отталкиваются, то противостоят. Так строится
и сюжет романа. Вот звучит нежное соло, потому что речь о
мечте, и звук скрипки слышен уже, и возникает любовь-дуэт...
Праздник - гармошка-перепляс...
Печаль - одинокое раздумье - прощанье...
Боль и дерзость художника - крик петуха...
Неожиданная пауза...
Вертикальная триада сонаты. Мир един?
Танец - бурный вихрь - это поиск другого художника, собрата
в искусстве.
Обнаженная натура - чистый звук флейты.
Как строит свою симфонию Бороздин?
Взгляд и Звук. Свет, Тень и Звук. Слово остается за кадром.
Художник надеется на своего зрителя и слушателя, доверяет
ему. И каждый может "дополнить" для себя этот мир
музыкой своей души. Важно, чтоб она звучала.
В музыкальной светописи Бороздина есть лейтмотив. Это - история,
история нашей страны. Слышится и дальняя песня, и военный
марш, и мотив разлуки, и залихватская удаль гульбы, и посвист
ухаря-озорника, и одинокий тоскующий голос, и могучий хор.
Что-то заставляет вспомнить музыкальный цикл Свиридова к
"Метели" Пушкина. Вспоминаются и поэтические строки
Решетова, и другие мелодии и ритмы. Главное - жизнь идет.
Её музыкальный фон далеко не всегда гармоничен. Резкие диссонансы
грубости, дикости, жестокости врываются в плавную мелодию,
сбивают ритм. Но ни скрежет неуклюжих выдумок цивилизации,
ни фальшивые ноты брани не заглушают мощного потока жизни.
Она идет. Снова и снова очаровывают нас юные грациозные девичьи
движения - сама музыка любви. Поистине вспомнишь Пушкина:
"Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает, но
и любовь - гармония".
Ее надо только разглядеть, услышать. Не мешать ей. Она живет
в дереве, в птице, в озере, в облаке. Живет в душе. В людях,
которые рядом. Надо только вглядеться. Услышать - увидеть
- почувствовать - понять.
Вот они: глаза. Вот они - судьбы.
Светлые детские лица - как начало новой мелодии, чистой,
ясной, прозрачной.
Лица любящих, где все - сложнее, где две темы переплетаются,
дополняют друг друга, снова расходятся, снова сливаются.
И лица стариков - какие страстные и тонкие мелодии звучали
когда-то в этих судьбах, что-то звенело, сияло, лилось. Что
отзывается сегодня?
Музыка то нарастает, то стихает, и фотохудожник являет нам
разные свои ипостаси: то он отшельник, сумевший разглядеть
душу дерева, озера и травы, то горожанин, пристально выхватывающий
из хора толпы лики и лица, то внимательный друг, то лукавый
насмешник, то мудрый философ.
Это и привлекает к роману Владислава Бороздина: ведь он мыслит
и вдохновляет нас. Мир его звукописи и светописи многогранен.
Сюжет продуман. Это похоже на кино, на режиссерский сценарий,
на срез явления жизни.
Мир осмыслен, и ассоциации рождаются у каждого свои, потому
что такую степень свободы для нас задумал художник. Он не
нажимает: думайте только так. Он делится с нами увиденным
и услышанным щедро, но не настаивает на своем, а позволяет
нам увидеть и услышать еще и свое, в себе.
Песнь спета эпическая. В ней есть душа и свобода. Есть любовь.
Есть поиск своего пути в искусстве. И еще - та языческая раскованность,
которая вовсе не противоречит христианскому мировоззрению.
Просто это отзвук дальней дали, когда человек так жаждал гармонии
мира, так искал ее во всем, что рождалось искусство.
Надежда Гашева
|