Владислав Бороздин
Синтез литературы и фотографии
Фотороман, фотопоэма
года

КНИГИ

Фотопоэма ЧУВСТВА
Фотороман-трилогия
ГРЁЗЫ

Том 1.
Фотороман ПОЭЗИЯ
Том 2.
Фотороман МУЗЫКА
Том 3.
Фотороман ТЕАТР


ФОТОГАЛЕРЕЯ
Черно-белая фотография
Жанровая фотография
Экспериментальная
Портрет
Женщина
Пейзаж
Город Пермь
Пермский край
Великобритания
2008
США
2011


ОБ АВТОРЕ

Автобиография
Рунет об авторе
Библиография
Новости

ПРЕССА ОБ АВТОРЕ

Алексей Решетов
Мысли о творце-фотографе

Лев Аннинский
Пермский воздух

Василий Бубнов
СВЕТОТЕНЬ
Сага о козлах и баранах
"Чувства" Владислава Бороздина

Надежда Гашева
"Но и любовь - гармония..."

Павел Печенкин
Фотомастерская Бороздина

Юрий Асланьян
"Передача взгляда" на расстояние

Владислав Дрожащих
ПРИИСКИ СВЕТОВЫХ ЛУЧЕЙ
Россия, озаренная сердцем

Романы пишутся на языке фотографии

Карина Раушенберг
Фотороман о светлом будущем

Виктория Макарова
В традициях жанра

Ольга Аккерман
Диалог фотографии и слова

Лариса Стрельникова
"Фотография должна быть правдивее жизни"
В. Бороздин

Юрий Куроптев
«Мои книги написаны световыми лучами»

 

Ссылочная

 

Пресса об авторе

МЫСЛИ О ТВОРЦЕ-ФОТОГРАФЕ

Любезный зритель! С фотопоэмой В. Бороздина, мудрого и нежного фотохудожника – мне посчастливилось познакомится раньше, когда книга только готовилась к печати. Я знаю, что каждого она заставит задуматься по-своему, что неисчерпаемая вариантность восприятия – свойство любого значительного искусства. Но, может быть, и мое дилетантское мнение тебе как-то пригодится?

Глава I. Надежда
Человеческие чувства – древнейший источник искусства. Вера, надежда и любовь, самые главные из них.
Всегда будет человек жадно глядеть на дорогу, на речную гладь, надеяться, ожидать, мысленно поторапливать кого-то.
Хорошо у храма и живым и мертвым, и птицам и деревьям. Маленькие прутики растут, если приглядеться под самыми куполами, а как высоко протягивают руки к Господу старые березы! Изумительные кирпичные узоры кокошников, солнечный жар крестов, светоносная бирюза куполов. Церковь подобно кораблю, приводит христиан к пристанищу, всю даль и высь соединяет она в одно Царство Божие.
Я думаю, что на эти снимки можно молиться, как на чудотворные иконы. Особенно очаровывает этот пейзаж: храм, простор, закат, даль без конца и без края... Здесь магия колорита заключается в сдержанной нежности, здесь живописная и смысловая соразмерность, так характерная для большинства работ Бороздина, найдена с абсолютной точностью.
Угол старой избы с белым снежком в пазах, с торцами бревен, сплошь исклеванными временем производит огромное впечатление, умиляет душу. Дерево и по смерти верно и долго служит человеку, охраняет от дождя и стужи, а может и само слышит разговор и песни и ощущает наши прикосновения.
Тем горше среди радости заметить разбитые церковные окна, содранное кровельное железо, израненные головы – купола. Почти оцепенение вызывает снимок, сделанный на Белой горе.
Безлюдный храм окружен реставрационными лесами, на которые долго не ступала нога человека. А на переднем плане черный огарок бедного дерева. Чем-то напоминает оно душевнобольного, обреченного на дьявольское насилие. Суровым испытаниям подвергаются наши надежды!
Но утешьтесь, наши православные, взгляните: бело-голубая церквушка выглядывает из пышной зелени и с детским любопытством смотрит в зеркало пруда. Здесь столько оттенков трав, хвои, осоки, здесь столько покоя. Ток времени, особенно нашего грубого, индустриально-истребительного времени здесь невозможен. Седое, туманное утро. В тусклом полусвете беззащитная женская фигурка с бельевым тазиком в руках. Надежда, забота движут ею в эту зябкую ненастную погоду.
И та же неизбывная надежда позволяет вырастать на диких губахинских утесах золотистым березкам открытым всем четырем ветрам света.

Глава II. Красота
В малом космосе нашего сознания – самая яркая звезда – женщина. Пусть никогда не погаснет ее красота, ее улыбка! Ее душевные свойства и добродетель еще раскроются в последующих главах книги.
А пока полюбуемся вечерними красками воды и неба. Облачная красота хрупка, изменчива, беззащитна, как никакая другая. Даже бабочка, даже иная снежинка живут намного дольше. Но В. Бороздин успевает ее заметить.
На вечереющем небе и в затаившей дыхание реке – синие, сиреневые, фиолетовые облака, розовые и бледно-голубые просветы между ними. Создается двойной эффект, как часто бывает у автора. Зрителю и грустно и легко. В живой жизни тоже так часто бывает. Симфонией красок становятся осенние пейзажи. Бессловесные сказки дарят нам лесные укромные уголки.
Не дьявольским, монетным, барышным серебром и золотом они нас одаряют. А травяным, сенным, лиственным, снежным, иниевым – живым, природным, божьим. И рядом с Куинджи и Чюрленисом эти работы не унизятся.
А вот золотой свет заката идет к нам по речной воде, аки посуху.
А вот женщина в белом платочке косит сухую траву, не больно и статная. Но тяжкий земной труд красив по-своему и достоин внимания.
Иногда мне кажется, что Владислав мыслит и чувствует также, как сама природа, что он понимает ее язык без всяких подстрочников. Как тут не вспомнить стихи прекрасного пермского поэта Виктора Болотова:
«Моя концепция вселенной
Не отличима от твоей,
Мой …
… лес осенний…»

Глава III Недоумение
Небесный свет то льется на водную рябь из небесной проталинки, то он будто бы восходит со дна речного, выгибая, волнуя собственной силой речную поверхность. Так непроницаемо черна небесная сфера, что появляется недоумение: уж не земные ли глубины иногда бывают светоносны?
Как не боязно жить этим голым черным ветлам, - недоумеваем мы снова, - с тонкими, как обгоревшие спички, ветками? А ведь выдюжат, воспрянут, вспыхнут однажды изумрудным вешним пламенем.
Величавая, мятежная, недоуменная вода – как она легко соседствует с диким молчуном- камнем!
Только в своих отражениях утесы движутся, расправляют затекшие плечи, вздрагивают. От воды им совсем не больно… И не одиноко.
Оптические приборы видят лучше нас с вами. Какой волшебный нимб над рекой, сколько радужных переливов. Зато лишь человек одарен духовным зрением.
Природе не свойственно самолюбование Нарцисса. В тоскливом одиночестве они ищут свои подобия в речных зеркалах. И деревья, и облака предпочитают быть вместе, соборно…
Не всем деревьям , растущим рядом, везет одинаково, одни принцессы, другие золушки, но они друг друга не чураются, кивают друг другу, переговариваются. А вообще-то своя судьба у каждого листочка.
И завершается глава портретом величавого облака, вертикального, вставшего в полный рост, выше крыш, деревьев и нас с вами. Чья это богатырская душа, не самой ли природы-Родины?

Глава IV Смятение
Чаще всего душа не на своем месте у нас и у природы одновременно. Небеса и реки редко бывают спокойны, редко забываются, отдыхают. «По лазури весело играя», золотые тучки мчатся лишь иногда. А вот пасмурные, мятущиеся, гонимые ветром неведомо куда, привычны нашему взгляду.
Но и в тревожном смятении, как и в Пушкинской Татьяне – неизбывная прелесть.
Эта глава – целая поэма, вернее гимн облакам. Живой и теплый их трепет и сходное движение души нашей, не лучше ли они мертвого оцепенения, равнодушного замирания в движущемся времени и пространстве?
«Пир и хор» космической гармонии даруют нам этой главы страницы

Глава V Растерянность
«Растерянность» на снимках В.Б. – не пагубная, не хроническая, не обезличивающая, разрывающая сердце на части. Она здесь недолгая, преходящая, сменяемая вдохновением и светлой убежденностью.
«Все вынесем и все переживем» – как говаривал поэт.
«Неодетая весна», с ее временной неустроенностью, вот вот выправится, окрепнет.
Даже обезумевшие от зимних стуж деревья измотанные , с перебитыми хребтами и суставами получат Божье сострадание.
Радость жизни обратима, только не бегите от нее сами.
Порою люди (и их двойники в природе) теряются отнюдь не от мрачной безысходности, порой и благая весть тому причиною.
Перед пробуждением тайной чувственности, перед расцветом женской плоти – она тут как тут – эта самая растерянность.
Слава вешней благодати! Вот уже кое где на деревьях зеленая дымка, вот уже сомкнулись меж собой все проталинки, вот уже дана полная свобода молодым травам и первоцветикам …

Глава VI Страх
Страх – это потрясающий вопль о милосердии, это безвиновная кара, это подспудное предчувствие еще большей трагедии. Как будто дьявол открыл свой крапленые картишки и ухмыляется. Сочетание обреченности и неистового желания жить, вопреки темным стихиям природы и бездумным преобразованиям человека – в каждом кривом побеге, в их хаотическом множестве. Экспрессия этих фотографий соотносима разве что с живописью Эдварда Мунка и с притчами Франца Кафки.

Глава VII Стыд
Стыд, совестливость, застенчивость – это лучшие из черт и чувств и русской женщины, и русской природы.
Чернокосая героиня этой главы стоит к нам спиною, до лопаток скрытая от похотливых глаз простенькими цветами. Думается, если она обернется, щеки ее виновато вспыхнут, порозовеют. И это смущение сделает ее еще привлекательнее.
Страшно и стыдно за брошенные дома и утварь, за оставленные родимые корни, только крайняя нужда этому причина.
И уж до слез жалко бездомную собаку у обочины пустой дороги. Она уже давно поседела, позабыла свое имя, а все мечется, ищет, надеется, ждет нас с вами.
Стыдно за поруганные церкви. Божьим гневом окрашено небо над ними. Грозный стыд без прощения!
А вот мимолетный стыд девственный. Но спасет ли снег нагую дрожащую землю от смущения или только подчеркнет своими белыми одеждами ее пленительные обтекаемые формы, ее манящие округлости? Эта естественная пластика долго стоит перед глазами. И очищает нас, небезгрешных.

Глава VIII Таинственность
У героини фотопоэмы «Чувства» нет таинственности сфинксов, нет загадочности египетских мумий. В ней и нет никакой таинственности. В ней просто сокрыт неприкосновенный клад чистых чувств и желаний, чуть приоткрытый, но не разбазаренный направо и налево с первыми встречными. В ней есть приветливость, доверчивость, но сокровенному таинству это не помеха.
А далее, изображено какое-то чудо, заглядение, словно Рождество во время бабьего лета! Веселые приемы русской лубочной живописи, ее наивность, прозрачная чистота и щедрость. Такое многоцветие, такая скрупулезная детализация встречается лишь на скорлупках – «писанках», в детских сказочных книжках – раскладушках. Ничего заумного! Заборчики, сарайчики, аленькие листочки, потешные ветряные вертушки, бумажные безголосые птички. Как в наш атомный век может сохранится этот заповедный мир на земле и в душе человека? Над таким небывалым пейзажем не могут летать наши МИГи, здесь вольно парить только влюбленным Шагала.
Вникая в «таинственные снимки В. Бороздина, вспомнил я «Разум цветов» Метерлинка. Там в форме сплюснутого овала выросло два – три десятка травинок одного роста. Когда их подкопали, оказалось, что они проросли сквозь дырочки от выпавших гвоздей на старой башмачной подметке. Каких только тайн не бывает!
Заурядным, обыденным, неинтересным стало бы многое без тайны. Скука, тоска, прозябание.

Глава IX Уверенность
Мы уже говорили о человеческой юдоли и невзгодах многострадальной природы, о страхе, смятение, стыде и растерянности. Но всеми своими тревожными произведениями автор убеждает нас в обратном, приводит к уверенности, к стойкости, к сопротивлению всему чуждому. Познание самой сущности вещей, какой бы она ни была ужасающей, дает нам силы, воспрепятствовать произволу и насилию.
Стойкость горных пород, почти сведенных на нет ливнями и ветрами, подземными трясучками и пряностями нашей экологии – вот пример, достойный подражания.
Мудрый каменный сфинкс смотрит в бесконечную даль прошлого и грядущего одинаково зорко.
Русские деревья, только они так достойно и светло умирают. К таким сказочным изваяниям природы не посмел бы притронуться и Коненков. Страшно и дыханием коснуться этой деревянной былины! Сколько сот лет этому вечному созданию?
Владислав Бороздин запечатлел в своих работах множество таких лесистых и гористых мест – алтарей, о которых 200 лет назад Томас Коул из Новой Англии сказал: «Это самые подходящие места для разговора о Боге». Как не вспомнить здесь слова из Евангелия: «Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был через Него». (Св. Евангелия от Иоанна 3, 17)
А для чего же красота, надежда, справедливость, сострадание, истина? А это все составляющие Божьей сущности, и его всепобеждающее средства и возможности.
И В. Бороздин всеми силами старается не быть в стороне от доброго Промысла Божьего.

Глава X Счастье
Его героиня, его прелестная проводница по фотопоэме, счастлива, конечно не от букета дачных цветов, но от пережитых испытаний. Благостный свет струится на нас с неба, и она дарит нам свою озаренность.
Листья на многих уральских кустах куда краше заморских птиц и соцветий.
Перед смертью только листья бывают прекраснее, чем при жизни.
Многие снимки Бороздина могли бы служить прекрасными иллюстрациями к поэзии. Например, огненная рябиновая гроздь на безлистых ветках сама читает нам Марину Цветаеву:

Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
…………………
Мне и доныне
Хочется грызть
Красной рябины
Горькую кисть.

На завершающем снимке множество волшебных опавших на воду листьев. Если бы их по листочку раздать детям, сколько бы их улыбнулось, обрадовалось!

На эти снимки хочется молиться!

Алексей Решетов

 

 
СТАТИСТИКА
Rambler's Top100 top.PhotoPulse.ru - рейтинг фоторесурсов ТОП Фотосайтов


Главная : : Об авторе : : Книги : : Фотогалерея : : Гостевая

Контакты:
E-mail: borozdin-art(sobaka)ya.ru
Тел.: 8-908-27-37-730, +7 (342) 245-91-01
614010, г. Пермь, ул. Соловьёва, 6
Галерея "СЕРЕБРЯНЫЙ СВЕТ"